– Это искусные протезы, Ваше величество, сделанные швейцарским мастером Паули. – То, что Паули не Паули, им (и Екатерине, да и Дашковой тоже) знать не обязательно, зато ссылка на механика иностранца, как мне показалось, при всеобщем русском пиетете перед иностранщиной – хороший ход, для будущего и Габриэля, в смысле – Жана, и наших с ним планов.
– Ну надо же! Нет, всё-таки какие эти швейцарцы молодцы. А?.. Но наш Кулибин, я думаю тоже бы смог. Вы к Ивану Петровичу не обращались?
– Простите, Ваше Величество, но я не знаком с господином Кулибиным, да, если откровенно, и не слышал о нём. – Блин!!!! Это, конечно ложь, уж о Кулибине знают в России все, правда, в моей России. Но мне казалось, что он уже умер – я банально не помню годы жизни Кулибина. А сколько ему сейчас лет, интересно? – Это наш механик?
– Да, это НАШ (она выделила голосом «Наш») Архимед. – И почему-то взглянула на Дашкову.
– Буду рад с ним познакомиться.
– Однако наш герой за свой подвиг достоин награды. Вы были в реляциях, поданных мне светлейшим князем Потёмкиным ещё три года назад, но так как по известным причинам свой орден не получили, я сама его Вам вручу. – Екатерина подняла правую руку, причём веер из неё куда-то исчез. Тут же фрейлина подала ей на подушечке орден.
– Господин капитан Ржевский, за отменную храбрость и ободрение своим примером подчинённых при штурме неприятельской крепости Измаил награждаю Вас орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-го класса. – И приколола мне орден. – Смею думать, что и впредь Вы будете также преданы и будете ревностно служить Отечеству.
Служу Советскому Союзу! Ага. Я банально растерялся, я не знаю, что нужно делать. Засада. Блин, Дашкова не предупредила,.. а может сама не знала?.. Я встал на правое колено и поцеловал Императрице руку. Вставать на колени в протезах было рискованно, со стороны наверное выглядело смешно и неуклюже, но это всё, что показалось мне уместным в эту минуту. Кроме того, это, наверное, было не по уставу, но недовольства вроде бы не вызвало. Руку для поцелуя, по крайней мере, не отдёрнули.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество. – Сказал я, вставая. – Только… – Я как бы засмущался. – Я поручик.
Екатерина улыбнулась.
– Капитан. Капитан гвардии. – И опять фрейлине, и опять в полголоса – Sehr ähnlich. Que pensez-vous? – Указ о Вашем переводе будет сегодня подписан. Теперь я буду заботиться о Вас.
– Но, Ваше величество, я…
– Вы же сами сказали, что всё самое главное у Вас цело и Вы не калека.
Нда, знал же, что с ней надо быть очень осторожным. Бабулька-то ещё тот фрукт. Ну и что теперь делать? Все планы коту под хвост. И это «буду заботится о Вас» как-то двусмысленно прозвучало. С какой такой стати вдруг высочайшая милость.
Я щёлкнул каблуками и кивнул головой. Вот интересно, а этот финт уже практикуется среди офицеров? Пока я этого не видел. Ну, значит, теперь будет.
– Или Вы уже передумали?
– Буду счастлив служить там, где Вы прикажите, Ваше Величество. И, ещё раз прошу прощения за дерзость, позвольте мне тоже сделать Вам подарок? – Я достал из нагрудного кармана футляр с авторучкой.
– Что это? – В голосе Екатерины послышались нотки любопытства.
– Это вечное перо, Ваше величество. Гусиные перья, коими мы сейчас пользуемся для письма, очень не практичны. Этим же пером можно писать бесконечно. – При этих словах, я открыл футляр.
– И… как сие э-э-э… работает? – В голосе императрицы почувствовалось лёгкое разочарование. Действительно – несмотря на то, что и перо было золотое и корпус авторучки были покрыты золотом, очень дорогой эта вещь не казалась.
– Если принесут бумагу, я покажу.
Екатерина кивнула одной из фрейлин и та удалилась, видимо за письменными принадлежностями. Нда, говорил же Габриэль, что лучше сделать полный набор, только вот маленьким, что бы положить в боковой карман сюртука, он не получался.
– А без чернил и бумаги это Ваше вечное перо писать не может?
– Увы, Ваше Величество, но я над этим работаю. – В общем-то, довольно банальная фраза 21 века здорово развеселила Екатерину.
– Вы хоти сказать, что это вечное перо придумали Вы?
Я поклонился, всем своим видом стараясь изобразить крайнее смущение.
– Нет, Ваше величество, я только придумал как это быстрее делать.
– И… – В это время подошла фрейлина и подала мне бумагу и чернила.
Я как бы несколько растеряно покрутил головой, ища, на что бы можно было положить бумагу (столик с фруктами стоял за моей спиной). Отодвинул вазу, придвинул стул и принялся писать.
Богъ Купидонъ дрѣмалъ въ тиши лѣсной,
А нимфа юная у Купидона
Взяла горящiй факѣлъ смоляной
И опустила в ручeекъ студеный.
Вокруг меня собралось человек пять – сама императрица, подошёл Зубов, Дашкова и две фрейлины, которых я не знал.
– Вы ещё и пиит? – это уже спросил Зубов.
– Что Вы, что Вы, Платон Александрович. Это Шекспир, сонет, перевод, – Прости Самуил Яковлевич, – Кажется Сумарокова, но точно я не уверен.
– Александра Петровича? – Это уже переспросила императрица. – Никогда не читала. Странно… Но Вы не дописали.
Пришлось снова присаживаться и заканчивать сонет.
Огонь погасъ, а въ ручѣйке вода
Нагрѣлась, забурлила, закипѣла.
И вотъ больныя сходятся туда
Лѣчить купаньѣмъ нѣмощное тѣло.
А между тѣмъ любви лукавый богъ
Добылъ огонь изъ глазъ моей подруги
И сердцѣ мнѣ для опыта поджёгъ.
О, какъ с тѣхъ поръ томятъ меня нѣдуги!